Алина Нану — самая юная прима-балерина за всю историю Национального театра Чешской Республики. Ей 25 лет. В Чехию она приехала из Кишинёва шесть лет назад. Училась в балетном училище, поступила на работу в пражскую Государственную оперу. После соединения трупп Государственной оперы и Национального театра Алина стала прима-балериной. Невероятная, стремительная карьера. Такая карьера бывает только чудом. А Алина — чудо.
Алина — человек с невероятным обаянием и чувством юмора, и что особенно ценно — с огромной самоиронией, которая, как известно, является мерилом интеллекта. Но когда Алина говорит о театре, о балете, о работе, об искусстве — она полностью меняется. И мы говорим уже с очень серьёзным и вдумчивым человеком, для которого искусство — это и есть жизнь.
На сцене Национального театра и Государственной оперы Алина блистает. Танцевала в «Дон Кихоте», «Жизели». В текущем сезоне — «Балетиссимо», «Чешская балетная симфония II», «Щелкунчик и Мышиный король», «Баядерка», «Лебединое озеро», «Ромео и Джульетта». И, конечно, премьера сезона — балет «Снежная королева» на музыку Прокофьева. Билеты на ближайшие представления «Снежной королевы» уже раскуплены. Кто хочет попасть на майские и июньские спектакли — с приобретением билетов надо поторопиться. Будущий сезон 2016-2017 у Алины тоже расписан.
На протяжении всего нашего разговора я постоянно думала: а как бы сложилась карьера Алины, останься она в Молдавии…
— Алина, в своих чешских интервью на вопрос о переезде в Чехию вы отвечаете, что этот выбор вам помогли совершить ваши товарищи, которые были на два года вас старше и уже к тому времени переехали в Чехию и работали в театре. Но нашим читателям, тоже однажды совершившим такой переезд, будет интересно узнать подробности. Кто вам помогал, с какими трудностями пришлось столкнуться, с какими открытиями?
— Нам с одноклассницей помогли в Чехию переехать наши коллеги Сергей Герчиу и Вячеслав Бурлак. Они сначала поехали на конкурс в Брно и там познакомились с Ярославом Славицким — директором пражского балетного училища. Поступили в училище, окончили, поступили на работу в театр и предложили нам с одноклассницей пройти тот же путь. И мы уже шли по накатанной дорожке, поэтому нам было немного легче, чем им.
Они нам очень помогли с бумажными делами, визы и прочее. Ярослав Славицкий нам тоже очень помог. Жили мы в школе наверху, там было несколько квартир для педагогов, которые приезжают как гости. Вот первое время, пока мы искали себе квартиру, нам директор разрешил там пожить. Классное чувство — жить в школе! (Смеётся.)
— Вам было тогда 19 лет. Как вас мама отпустила?
— Мама до сих пор удивляется. Говорит: «И как я тебя отпустила?» Это, видимо, было какое-то моментальное затмение. Тогда и ситуация с культурой в Молдове была не очень (думаю, что сейчас тоже), на культуру денег не было. Я только окончила училище, и мама хотела, чтобы я не только получала кайф от своей работы, но и соответствующее денежное вознаграждение, чтобы не сводить концы с концами, а достойно существовать. На тот момент это было единственное предложение, и мы с подругой за него уцепились. Иначе бы я даже не представляю себе, как бы всё сложилось в Молдове у меня.
— А много в чешских театрах «гастарбайтеров от искусства» (это в шутку, конечно, я так говорю)?
— (Смеётся.) Знаете, много. По-моему, сейчас у нас в труппе чехов уже намного меньше, чем иностранцев. Причём приезжают из разных уголков мира: Австралия, Канада, США, Молдова, Украина, конечно, Россия. Каждый год в труппе проходит набор и идёт ротация. Последнее время у нас очень много иностранцев. Скажу как чешка: «Понаехали!» (смеётся).
— Вам сейчас 25, а примой вы стали не так давно.
— Ставку прима-балерины я получила в этом сезоне, в августе, в возрасте 24 лет. Похвастаюсь — моложе меня девочек прима-балерин ещё не было. Эту ставку в Национальном театре впервые завёл наш руководитель Петр Зузка. До него такой ставки не существовало, были просто солисты. И вот — я самая младшая прима. Ой, говорю, будто не о себе (смеётся).
— Я прочитала у одной чешской критикессы, что Национальному театру после долгого перерыва удалось невозможное: создали настолько профессиональную труппу, что начали ставить классику. Скажите, благодаря чему это произошло, на ваш взгляд? Вы же тоже уже сыграли и в «Дон Кихоте», и в «Жизели».
— Начну издалека. После училища я пошла работать в труппу Государственной оперы, труппа была небольшая, но у нас в репертуаре была классика и неоклассические вещи. Через полтора сезона моей работы премьера «Дон Кихота» хоть и проходила на сцене Государственной оперы, но уже под эгидой Национального театра. На тот момент Государственную оперу и Национальный театр уже соединили, хотя труппы работали порознь. Петр Зузка на сцене Национального театра ставил много современных вещей, но после того как труппы полностью соединились, классика стала появляться всё чаще на сцене Национального театра. Иначе, наверное, быть не могло. У нас очень большая команда — более 80 танцовщиков. И с такими «данными» — говоря о труппе — грех не ставить классические спектакли. Я, например, классическая танцовщица. Современный танец я начала узнавать в Чехии. В Молдове, естественно, никакого современного танца не было. И когда я увидела современный танец в Чехии и подумала, что мне тоже так надо двигаться, поняла, что это почти нереально. Но вернёмся к вопросу — да, теперь у нас обязательно есть одна классическая премьера в год.
— В Национальном театре с триумфом прошла премьера «Снежной королевы» Прокофьева, где вы в главной роли. Расскажите, как возник спектакль.
— Приехал хореограф Майкл Кордер, который ставил этот балет специально для Дарьи Климентовой, чешской балерины, которая много лет работает в Великобритании. Дарья Климентова — это большая личность. Она прима и гордость Чехии и Английского национального балета.
Майкл Кордер во многих интервью рассказывал, что был настолько воодушевлён техникой и личностью Дарьи, что решил для неё поставить «Снежную королеву». Там у него сомнений не было. Климентова — вот Снежная королева. Я думаю, что это очень важно для балерины, тем более её уровня, чтобы балет поставили на тебя.
Когда он приехал в Прагу, то он долго раздумывал и выбирал людей для этого спектакля. И вот премьера, слава богу, состоялась.
— А вы бы хотели, чтобы какой-то балет ставился под вас?
— О, это такая честь, что вы! Я даже не представляю.
— Но тем не менее вашу карьеру можно назвать головокружительной. Не исключено, что и под вас однажды поставят балет. Как вы сами оцениваете, благодаря чему такой взлёт произошёл? Например, если определять успех в долях: талант, удача, окружение. Вы, наверное, задумывались над этим, после того как, узнав, что вы теперь прима, как я читала, выпили на радостях стопку бехеровки?
— (Смеётся.) Да, было дело. Когда узнала, выпила рюмку бехеровки-лимон. Когда отвечала на вопросы чехов, подумала, ну что я буду из себя корчить, образ какой-то создавать, скажу как есть. Да, выпила. Чешский напиток всё-таки (смеётся). А какой там у нас вопрос был? Ах да, карьера. Я думала об этом и даже слушала интервью больших балерин, как они говорят об успехе. Я повторю чью-то мысль: это слияние обстоятельств, но должен быть и талант, и работоспособность, удача. Нужно оказаться в нужном месте в нужное время. Человек может быть очень талантлив, но вот не повстречались ему на пути нужные люди — и всё, талант никто не увидит и знать не будет. Встретить правильных людей — большая удача.
— А какие они, чешские поклонники?
— Я даже ещё и не знаю, есть ли они у меня. Кто-то напишет в фейсбук, и это приятно, это как «большое спасибо» за твою работу. Очень приятно, когда получаешь отзывы. Вот мне недавно один человек написал, как ему понравилось моё выступление. А я сидела и полчаса думала, что ответить, потому что просто не умею отвечать. Думаю: напишу «спасибо», так, что ещё? Напишу ещё «очень приятно». Написала, уже что-то. Если бы человек был передо мной в этот момент, я бы нашла что сказать. Есть эмоции, обратная связь. А потом — мы же в балете много не пишем, я застеснялась, что могу написать с ошибками по-чешски, и это будет ужасно.
— В коллективе как складываются отношения?
— Коллеги меня очень поддерживают, прямо очень.
— То есть интриг нет?
— Вы имеете в виду «стекло в пуантах»? Нет, такого нет. В труппе разные симпатии и антипатии бывают, но всё это не выходит за рамки приличий.
— Вы уже шесть лет живёте в Праге. Есть ли у вас любимые уголки в городе?
— Я очень люблю пражские кофейни и эту всю балетную тусовку, которая по ним перемещается. А вообще я обожаю театры — Государственную оперу и Национальный театр. Там свой запах. Вот после отпуска зайдёшь в гримёрку, и чувствуешь что-то такое своё, питательное, как наркотик. И я понимаю, что без этого всего я бы не могла прожить. Поэтому эти два театра — это мои самые любимые «уголки» Праги.
— Вы рассказывали как-то в интервью, что делаете диадемы для спектаклей. Это увлечение рукоделием продолжается?
— Да. Те диадемки уже состарились, не блестят, поэтому совсем недавно я села и сделала себе новые. А вообще у меня есть «ужасная» история. Надеюсь, нас защитники животных не поднимут на копья. После первого года работы в театре руководитель труппы мне торжественно объявила, что я буду танцевать «Лебединое озеро» в следующем сезоне. И у меня поехала крыша. Я всего второй год в театре, а уже такая роль. Думаю: надо хорошенько подготовиться к этому. Все реквизиты у нас казённые, принадлежат постановке, но некоторые артисты надевали свои вещи, например, если где-то купили красивую диадему. Нам разрешали менять свои головные уборы. В «Лебедином озере» по-чешски этот головной убор называется «лабутенка». Мне театральные не нравились. Какие-то они были пушистые. И когда я летом поехала домой в Молдову, я решила найти где-нибудь лебединых или гусиных перьев. У нас огромный рынок в центре, туда обычно приезжают крестьяне. Я нашла дядьку и спросила, нет ли у него перьев, и в деталях рассказала, какие мне нужны: чтобы были белые-белоснежные, мягкие-премягкие, определённого размера. На следующий день он мне их принёс, но они мне не подошли, потому что, на мой взгляд, были недостаточно белоснежными. И вот мы поехали на дачу к тёте, а у неё — соседка, молдаванка, говорит, что есть у неё перья. То ли она по-русски плохо понимала, но я ей вроде и по-молдавски объясняла, не знаю, но я думала, что она мне принесёт мешочек с перьями. Но она меня взяла за руку, мы пошли к ней, у неё там пятеро гусей бегали, она мне говорит: «Выбирай!» «Живого?» — я абсолютно растерялась, не знала, что сказать, боялась её обидеть. «Живого!» — ответила она. И я, будучи в каком-то трансе, выбрала гуся. Хотя совсем себе не представляла, что с ним буду делать. Я была в растерянности. Она этого гуся ловила по всему двору и отдала мне. Я пришла к тёте с гусём, чем несказанно её обрадовала. Заплатили мы в конечном итоге соседке за него. Был и гусь с яблоками, и «лабутенка» для роли в Государственной опере.
— Вы в ней до сих пор выступаете?
— Да, правда я её уже освежила, так как это же, сами понимаете, были живые перья. А тогда я сделала себе из пёрышек головной убор и подумала, что теперь танцевать в них надо будет реально хорошо, потому что надо мной витает душа невинно убиенного ради искусства гуся.
— У вас шикарные костюмы в «Снежной королеве». Великолепная диадема. Это чьё произведение искусства?
— Это произведение искусств фирмы «Прециоза». Если я правильно информирована, они спонсировали все камни на моём костюме — а их около 30 тысяч. Но после первой репетиции в костюмах их осталось 25 тысяч, я думаю. Нам дали эти костюмы — они какие-то нереальные, всё блестит — как зеркало, как шар на дискотеке. Полчаса я крутилась перед зеркалом. Все говорят: невозможно ни на что смотреть, только на эту корону и ожерелье на костюме. Очень красивые костюмы. Я недавно в Интернете видела картинку «Проблемы аристократии», где сидит мадам с короной на голове и говорит: «Бесит, что корона тяжёлая и лоб натирает». Так и у меня в этой короне (смеётся).
— Алина, а как на родине воспринимают вас, такую звезду?
— Подруги мои почти все разъехались, поэтому я приезжаю домой к родителям, к семье. Они воспринимают меня как дочку. Конечно, папа и мама пухнут от гордости, когда я им посылаю фотографии или журнальные интервью. Когда приезжаю, всегда навещаю свою учительницу по классике Эльвиру Акимовну Керн. Она уже не преподаёт. Но она всегда живо интересуется моей жизнью: «Ну рассказывай, что ты танцуешь?», «Нашла себе жениха?». Она как родная бабушка, потому что знает нас с момента поступления до выпуска. Прямо просто как бабуля. Спросит: «Нашла жениха?» «Нашла», — отвечаешь. И тут же: «Хороший?! Ты мне смотри там!» И, конечно, критикует. Покажешь ей фотографии и слышишь: «Молодец. Это хорошая фотография. А вот тут надо было ногу вывернуть больше».
— Что из себя представляет молдавская балетная школа? Много ли однокашников работает за границей?
— Много. Одноклассница моя в Москве в труппе Таранды танцует, она прима-балерина. Другая танцевала у Бориса Эйфмана, и ещё одна одноклассница работает в Берлине в театре. У нас есть такая группа балетных молдаван за рубежом. Молдавская балетная гордость — это Дину Тамазлакару, премьер Берлинского государственного балета. Мы когда учились, слышали такие имена и думали: вот они какие реально классные. Меня гордость берёт за них. А если мы куда-то едем, как недавно в Вену, то всегда встречаемся со своими. В каждом театре должно быть по молдаванину!
Беседовала Ирина Шульц
Фото: Pavel Hejný, Dasha Wharton, Martin Divíšek, Národni divadlo.
