Портрет Евгения Чирикова.
Куликов И. С. — собственная работа
Скитания писателя Евгения Николаевича Чирикова начались в 1887 году, когда его и 17-летнего Володю Ульянова исключили из Казанского университета как зачинщиков студенческих беспорядков. Будущего вождя мирового пролетариата тогда сослали в близлежащее имение его матери Кокушкино. Чирикова отправили подальше — в Нижнее Поволжье, запретив появляться в университетских городах и крупных центрах. Спустя почти полвека, 22 января 1932 года, Евгений Николаевич нашёл упокоение на Ольшанском кладбище Праги, рядом с могилами других крупных представителей русской культуры.
Начало большого пути
Евгений Николаевич Чириков родился 24 апреля 1864 года в Казани, в семье безземельного дворянина. После гимназии поступил на юридический факультет Казанского университета, а когда его оттуда выгнали, нашёл своё призвание в писательстве. Поначалу он печатался в провинциальных газетах, а с середины 90-х годов — в петербургских журналах «Русское богатство», «Северный вестник» и «Жизнь». В 1888 году в Царицыне судьба свела Чирикова с Максимом Горьким, а через год, в Астрахани — с Николаем Гавриловичем Чернышевским.
Уже в первых произведениях Чирикова обозначились характерные черты творчества русского писателя: он повествует об общественных нравах и, следуя характерной традиции русской литературы, представляет в основном тёмные стороны жизни. Рассказ «Танино счастье» с красиво выписанной и точно обозначенной щемящей интонацией, повести «Инвалиды» и «Чужестранцы» постепенно составляют ему репутацию яркого дарования, ставшего явлением на литературном небосклоне.
Настоящая слава пришла к Евгению Чирикову уже в 20-м столетии. Он переехал в Москву и вступил в литературный кружок «Среда». Вскоре молодой писатель тесно сблизился с Горьким и много работал для издательства «Знание», которым в ту пору Алексей Максимович руководил. С 1901 по 1909 год в «Знании» вышло восьмитомное собрание сочинений Чирикова, выдержавшее шесть изданий. Особенной популярностью в это время пользуются пьесы Евгения Николаевича, которые нарасхват репетируют крупнейшие театры страны. Его «Ивана Мироныча» в 1905 году ставил в Московском художественном театре сам Станиславский.
Много шума наделала пьеса «Евреи» (1904 г.), ставшая своеобразным откликом на погром в Кишинёве. Она была запрещена к постановке на русской сцене, но зато широко и с успехом ставилась за рубежом: в Германии, Австрии, Франции. Пьеса входила и в репертуар труппы известного русского актёра Павла Орленева, гастролировавшего по Европе, а сам Орленев блестяще исполнял одну из главных ролей.
Бегство от революции
В 1908 году Чириков ушёл из «Знания», разочаровавшись в Горьком идейно и по-человечески. Позднее, в 1921 году, он издал в Софии брошюру «Смердяков русской революции», где резко отозвался о Горьком как о человеке, «вылезшем из булочников и продавцов кваса» и устроившем из кооперативного издательства лавочку для собственного обогащения, но, главное, как о писателе, прикрывающем кровавые расправы и беззакония большевистской власти. После «Знания», в период сотрудничества с издательством «Шиповник», в творчестве Чирикова проявилась тенденция к символико-аллегорическим образам. В годы Первой мировой войны он опубликовал сборник рассказов «Эхо войны», пафос которых определяет идея защиты Отечества.
1917 год маститый литератор встретил в расцвете сил, счастливым отцом большого семейства: «Московским книгоиздательством» к тому времени уже было выпущено 17 томов его сочинений, а в браке с актрисой Валентиной Иолшиной у него родилось пятеро детей. К Февральской революции писатель отнёсся сочувственно, а вот Октябрьскую не принял изначально. Выступления Чирикова против новой власти едва не стоили ему жизни: летом 1918 года от расстрела в Коломне удалось спастись чудом. Единый прежде мир раскололся на белых и красных, на «своих» и «врагов», и вот уже бывший соученик Владимир Ульянов-Ленин называет его брошюру 1919 года «Народ и революция» «белогвардейской литературой» и осуждает «писания русских интеллигентов вроде Чирикова», которые, «помогая Деникину, рассуждают об Учредительном собрании, о равенстве…».
Во время Гражданской войны Чириков жил в Крыму, на собственной даче. Детей судьба разбросала по всей России, один из его сыновей, служивший в добровольческой армии, потерял ногу. Потом пришлось бежать в Константинополь. Далее последовал переезд в Софию, и в 1922 году — в Прагу. Здесь Чирикова знали, его сочинения переводились на чешский язык с 1909 года. С помощью чешских писателей в независимой Чехословакии Евгению Николаевичу удалось вновь собрать семью.
Жизнь в эмиграции
В эмиграции Чириков стал заметной и уважаемой фигурой. Он много работал, написал несколько романов, повестей, большое количество рассказов, выпустил на чешском языке 14 томов своих сочинений, однако с грустью сознавал, что возврата назад не будет. В январе 1927 года, когда в Праге отмечалось 40-летие его литературной деятельности, Евгений Николаевич заметил: «Всё в прошлом. Настоящего точно нет. Конечно, много сюжетов может дать и эмиграция, но не хочется и не можется шевелить и бередить наши язвы и наши страдания».
Люди, соприкасавшиеся с Чириковым, очень любили его. Этот, казавшийся простодушным, лукавый и энергичный человек обладал удивительной способностью располагать к себе уютностью и простотой. В литературе он был «пахарем», реалистом, прекрасно живописующим те стороны действительности, которые хорошо знал: революционно настроенное студенчество, провинциальная интеллигенция, городские низы. В жизни же он был «живчиком» и воплощённой любезностью. Естественность и «народность» поведения импонировали всем, кто его знал.
Располагали к себе его человеческие качества, готовность прийти на помощь. Семью Евгения Николаевича и самого писателя с теплотой вспоминала дочь Марины Цветаевой Ариадна Эфрон. Их семьи соприкасались во время жительства во Вшенорах, где Чириковы снимали виллу под названием «Тэтка». «Там, в аллеях сада, — вспоминал впоследствии журналист Константин Бельговский, — среди высоких елей, в больших комнатах всегда раздавался звонкий смех, за вечерним чаем собиралось оживлённое общество, молодёжь, среди которой по духу моложе всех был сам хозяин, как бы кокетничающий своей начинавшей уже всё больше и больше увеличиваться сединой и галстуком-бабочкой и всегда сверкавшей безукоризненной белизной сорочкой». Когда в Праге построили так называемый «русский профессорский дом», писатель переселился туда.
Чириков много писал и публиковался в пражских эмигрантских изданиях «Ковчег», «Студенческие годы», «Младорусь». Лучше всего ему удавались рассказы о прежней, дореволюционной жизни. Удачей была и написанная в Чехословакии последняя часть автобиографической книги «Жизнь Тарханова» — роман «Семья». Сложнее обстояло дело с отображением Гражданской войны. Хотя его душа горела от пережитого, и мучительно хотелось излить в строчках реалии перевернувшегося мира, получалось это далеко не лучшим образом. Добряк и идеалист, верящий в постепенное смягчение нравов, воспитанный на критикующей и поучающей, но не зовущей к уничтожению традиции, он не мог принять ужасы революционного времени, террор и кровопролитие как данность. Роман «Зверь из бездны», вышедший с подзаголовком «Поэма страшных лет» и посвящённый «братскому чешскому народу», равно как и повесть «Красный паяц», вызвали бурный интерес эмигрантской читательской общественности. На современный же взгляд эти произведения пресноваты и могут привлечь разве только психологической разработкой характеров. В «Звере из бездны» хитросплетения судеб братьев-белогвардейцев и их возлюбленных напрочь заслоняют время.
В последние годы жизни Евгений Николаевич успел написать воспоминания и публицистические статьи, в которых много рассуждал о причинах русских революций. Созревший в пору массового увлечения народническими идеями и сохранивший влюблённость в «молодые роковые годы», он искренне и несколько наивно возлагал ответственность за большевистскую революцию на правительства Александра III и Николая II, «всё время державших котёл государственной машины под давлением революционных паров и никогда вовремя не открывавших предохранительный клапан».
До конца своих дней Евгений Николаевич был окружён вниманием и пользовался большим авторитетом. Его избрали почётным членом «Чешско-русской едноты» и Пражского союза русских писателей и журналистов. После смерти литератора, последовавшей от рака печени 18 января 1932 года, известный литературный критик Пётр Пильский написал в рижской газете «Сегодня»: «Оставленное Чириковым литературное наследство не должно быть забыто, не может быть утрачено, его не надо хоронить, им не следует пренебрегать. Исповеди всегда ценны, искренние воспоминания редки, а их поучительность значительна и важна». На родине о писателе вспомнили лишь спустя несколько десятилетий. Только в 1961 году в Москве вышел однотомник его повестей и рассказов.
В торжественных и многолюдных похоронах Евгения Чирикова приняли участие многие выдающиеся представители русских и чешских организаций, в том числе первый премьер независимой Чехословакии Карел Крамарж. Над гробом покойного в храме Святого Николая (Микулаша) на Староместской площади была отслужена архиерейская заупокойная литургия, после чего печальный кортеж отправился на Ольшанское кладбище. Панихида по скончавшемуся прошла и в православной церкви на улице Дарю в Париже.
С писателем Евгением Чириковым, как и с миллионами других наших соотечественников, судьба сыграла злую шутку. Он, отдавший в молодости дань революционным увлечениям, друживший с Лениным и Горьким, оказался изгнан из страны своих предков, которую искренне любил.
Ещё после войны в столице Чехословакии жили прямые потомки Евгения Николаевича, а его сын, Евгений Евгеньевич Чириков, помогал в выпуске иллюстрированных изданий, посвящённых освобождению страны от фашизма. Позже наследники разъехались в разные концы света: кто в Америку, кто в Советский Союз. В Праге Чириковых не осталось.
Архив «Пражского экспресса»
