Надежда Кириллова. Коллаж: Пражский экспресс

Надежда Алексеевна Кириллова, участница освобождения Праги, умерла в 2006 году в возрасте 80 лет. Четырьмя годами ранее она дала интервью корреспонденту «Русской Чехии» (так тогда называлась наша газета), в Екатеринбурге, где жила. Мы посчитали необходимым достать это интервью из архива и опубликовать его в год 70-летия Великой Победы, чтобы ещё раз вместе с вами перечитать воспоминания одного из непосредственных участников тех событий. С каждым годом их остаётся всё меньше и меньше… Кстати сказать, мотопробег байк-клуба «Ночные волки» по городам России — «Марш Знамени Победы» — был посвящён памяти ветерана танкового корпуса, радистки мотоциклетного разведбатальона Надежды Кирилловой.

В марте 1943 года 17-летняя Надя Кириллова добровольцем ушла на фронт. В составе Уральского добровольческого танкового корпуса она сражалась на Курской дуге и под Львовом, освобождала Польшу и Германию. Война для неё закончилась 9 мая 1945 года в цветущей Праге, куда её танк вошёл вместе с легендарным танком номер 23 Ивана Гончаренко.

Бросок на Прагу

— Надежда Алексеевна, как вы оказались в Чехословакии?

— Как вы знаете, 5 мая 1945 года в Праге вспыхнуло восстание. Мы услышали по рации просьбу восставших о помощи. Тут же поступил приказ, что мы идём на Прагу.

— Где вы находились в это время?

— В Германии. Под Дрезденом есть такой городок Дамы. Мы развернули танки и отправились в путь. Ехали и днём и ночью, останавливались только, чтобы заправить танки. Два дня, 6 и 7 мая, мы двигались по Рудным горам и только на рассвете 8 мая вышли в долину.

Дорога была очень узкая и крутая. В головном отряде первым шёл танк лейтенанта Гончаренко, правая гусеница у него порой наполовину зависала над пропастью. Местные жители выходили нам навстречу, фонариками указывали все выбоины, воронки и кричали нам: «Скорее на Прагу, помогите Праге!»

— Вы знали, что происходило в это время в Праге?

— Конечно. Мы же слышали призыв. Знали, что идут тяжёлые бои, что фашисты бросили туда и самолёты, и танки, и войска. Повстанцы же были почти безоружные и не могли отразить такой натиск. Поэтому они и просили о помощи. Причём они же обратились не только к Красной армии, сначала был призыв к американцам, но те не пошли на Прагу.

— Сейчас в Чехии многие считают, что американцев не пустил Сталин…

— Может быть. Хотя, по-моему, американцы просто решили не рисковать. Война-то почти кончилась. Зачем терять своих солдат, когда можно подождать. А Красная армия ринулась на помощь, потому что это были славяне, мы не могли не помочь восставшей Праге.

— В пути гитлеровцы не оказывали вам сопротивления?

— Мы несколько раз встречались с немцами. Они не хотели сдаваться нам и пытались пробиться к американским войскам. Мало того, они ещё устраивали нам «боевую встречу»: делали завалы на дорогах в самых узких местах и минировали их. Нашим танкистам приходилось расстреливать эти завалы из орудий.

Запомнился ещё такой случай. Ранним утром 8-го числа наша колонна уже спустилась в долину. Танки шли на большой скорости, и вдруг просвистел фаустпатрон. Мы мгновенно остановились, несколько человек ринулись туда, откуда стреляли. Я наблюдала за ними из танка. И вот смотрю, наши ребята подбежали — и словно опешили. Оказалось, что там сидел подросток лет тринадцати. Он был прикован цепью к столбу и не мог освободиться. У него был один фаустпатрон. Вот он и выстрелил, чтобы дать о себе знать. Мальчишку освободили и отпустили, а он расплакался, грязными руками размазывал слёзы по щекам и всё время оглядывался — боялся, что его расстреляют. Но мы же не воевали с детьми. Тем более что в танк он не попал.

— Где вас застало известие о капитуляции Германии?

— Вечером 8 мая прошёл сильный-сильный дождь. Мы остановились в небольшом селении. Прямо у дороги стояло какое-то одноэтажное здание с верандой. Мы зашли внутрь, оказалось, что это школа. Там был большой спортивный зал, а в нём набросана солома. На ней спали немцы. Услышав приближение танков, они удрали.

В этой школе нам разрешили немного поспать. Только куда ложиться? На эту солому? Она вся вшивая… Ребята собрали её, выбросили на улицу, а я тем временем увидела узкую лавочку, расстелила на неё шинель, легла и тут же уснула.

Было очень душно, поэтому скоро я проснулась и вышла на веранду. Тут ко мне кто-то подошёл сзади. Это был человек, живший в соседнем доме. Он пригласил меня зайти, угощал чаем и всё расспрашивал, как мы воевали, откуда мы, как выглядел штурм Берлина, как мы услышали, что Прага зовёт нас на помощь.

Вдруг началась страшная стрельба. Мы испугались, думали, что опять нас окружают, выскочили на улицу… А это наши ребята палят из всех видов оружия. Оказалось, что радист решил послушать, что в мире делается, и включил рацию, а там передавали сообщение о капитуляции Германии. Война кончилась.

Радовались страшно. Всё, что было в диске автомата, выпустили в воздух, но вышел командир бригады и приказал — по машинам и в путь.

Освобождённая Прага

— С какой стороны вы вошли в Прагу?

— Мы двигались через Сланы и Лоуны и вошли в Прагу с северо-запада, со стороны аэродрома Рузине. Когда проходили мимо него, уже рассвело.

— Танк лейтенанта Гончаренко шёл первым?

— Впереди колонны всегда идёт разведка. Там было три танка, танк Гончаренко и ещё два. Гончаренко в этом передовом отряде был вторым, но у первого танка что-то забарахлило, он остановился и пропустил вперёд экипаж лейтенанта Гончаренко. Поэтому первым вошёл в Прагу его танк.

— Весь экипаж его танка погиб?

— Нет. Погиб только Гончаренко. Остальные были тяжело ранены. Дело в том, что первый снаряд попал между бортовой и башенной бронёй, а там пульт управления танком, за которым как раз сидит командир. Этим снарядом он и был сражён.

— Когда вы вошли в Прагу, фашисты уже не оказывали сопротивления?

— Оказывали, а как же. Мы входили на рассвете, где-то в шестом часу утра, а сопротивление было сломлено только к десяти часам. На некоторых улицах уже было спокойно, а на других повстанцы ещё выкуривали немцев и гнали впереди себя.

Меня поразила такая деталь. У всех немцев, причём не только у мужчин, но и у женщин, на лбу зелёной краской была нарисована свастика, и на спине огромная свастика, от шеи до пояса. Перед нашими танками их всех укладывали прямо на дорогу лицом вниз. Мы спрашивали: «Зачем?», а повстанцы отвечали: «Они не имеют права смотреть, как в город входят победители».

— А Прага сильно была разрушена?

— Вы знаете, предместья были разрушены, но сама Прага нет. Правда, очень многие здания были заминированы, нашему сапёрному батальону сразу пришлось заняться разминированием.

— Когда вы входили в Прагу, вы знали, что на стороне восставших сражаются власовцы?

— Нет. Хотя командование, наверное, знало. Потом ведь пленили много власовцев и захватили самого Власова. Видимо, информация какая-то была.

— Сейчас многие чешские историки считают, что именно власовцы сыграли решающую роль в освобождении Праги.

— Чепуха. Надо спросить пражан моего возраста, которые помнят, как это было на самом деле.

— Как вы относитесь к тому, что после войны всё немецкое население было депортировано в Германию?

— Вот об этом я даже не знала. Наверное, чехов можно понять. Слишком много бед немцы принесли на землю Чехословакии. Любой человек, которому причинили зло, скорее всего, поступил бы точно так же.

Хотя среди немцев тоже всякие были. Были звери, а были и люди. Когда мы уже спустились в долину, навстречу нам ехали немцы на машинах с белыми флагами и кричали «Гитлер капут». Они радовались, что и для них война кончилась.

Ликующая Прага

— Как вас встречали жители освобождённой Праги?

— Радость была безграничная. Ночью в Праге прошёл дождь, всё блестело от чистоты. Кругом буйно цвела сирень, и нам несли букеты этой сирени. Пражане заполонили все улицы. Целуются, обнимаются. Такого торжества, как в тот день, я нигде больше не видела. Это действительно был День Победы. Как бы мы ни отмечали потом праздники, такого больше не было.

Каждый выносил на улицу что мог. Всех солдат поили вином. Причём повстанческие руководители просили наше командование не терять солдат. Они присматривали за ними. Если солдатик подвыпил, его под ручки — и спать, а как придёт в себя, отправляют к своим.

— А вы сами что делали?

— Наш танк остановился, кажется, на Староместской площади. Когда я вылезла из башни и сняла свой кожаный шлем, все увидели, что я девчонка. Меня тут же стащили с танка и поставили перед седой-седой старушкой. По-видимому, она была русская, потому что хорошо говорила по-русски. Женщина расцеловала меня и говорит: «Я уже старая и ничего не могу сделать для тебя, но у меня остался на память о моих девичьих годах маленький кошелёчек». И она подарила мне его.

Потом меня просто бесцеремонно взяли под руки и куда-то повели. Я только головой успевала крутить. Недалеко от наших танков меня завели в дом. В то время в Праге воды, видно, не было. Воду держали в ванне и, наверное, очень берегли. Но на радостях, что Прага освобождена, они решили привести меня в порядок. Прямо в ванне кипятильником вскипятили воду, раздели и сунули мыться. Мою форму тем временем вычистили, отгладили, сапоги тоже вычистили. После ванной мне сделали такую причёску, что меня не узнали мои однополчане, говорили: «Фрау настоящая…».

Прежде чем я распростилась с этой семьёй, пришла молодая пара, юноша и девушка. Хозяйка попросила меня их благословить, в этот день они собирались пожениться.

— Как долго вы пробыли в Праге?

— Всего несколько дней. Потом каждая часть получила место назначения в пригородах. Наша стояла в Наузове.

— Это правда, что перестрелки в окрестностях Праги продолжались всё лето 1945 года?

— Конечно, немцы же не могли испариться, они хотели остаться жить, поэтому прятались. Мы охраняли расположение своей части, патрулировали, проверяли, кто где, наши ребята ходили на выполнение различных заданий...

— А когда ваш батальон покинул Чехословакию?

— В июле мы перебазировались в Венгрию. Там я попросила командование отпустить меня, потому что в Харькове у меня оставалась больная мать. 17 июля 1945 года я демобилизовалась, а 4 августа вернулась в Харьков.

— С тех пор вам приходилось бывать в Чехословакии?

— Мне посчастливилось быть в Праге в 1979 году вместе с ветеранами нашего Уральского добровольческого танкового корпуса. Мы приехали на Поезде дружбы, который возглавлял командир 63-й Челябинской танковой бригады. Кстати, именно в этой бригаде служили лейтенант Иван Гончаренко и экипаж его танка.

На перроне нас встречало много людей, в том числе тех, кого мы когда-то освобождали. Нас разместили в гостинице, а вечером повели в театр. Правда, мы смотрели там почему-то детский балет о дружбе зверюшек, но было очень красиво.

На следующий день мы возложили венки к надгробию Клемента Готвальда и Людвика Свободы на холме Витков, а потом посетили Ольшанское кладбище. Побывали на могиле Гончаренко, почтили его память.

— Танк лейтенанта Гончаренко долгое время стоял на пьедестале в центре Праги, но в 1989 году его демонтировали...

— А вот это плохо. Мы тоже были у этого памятника, возложили цветы. Но вы, наверное, знаете, что это был не тот танк, на котором воевал Гончаренко. Наш командарм Дмитрий Данилович Лелюшенко сказал, что братьям чехам рухлядь дарить мы не будем. И подарил новый танк ИС-2. Его и поставили на постамент.

— А лейтенант Гончаренко тоже воевал на танке ИС-2?

— Нет, он был на танке Т-34 под номером 23. Это я хорошо помню. Когда наши части вошли в Прагу, подбитый танк оттащили в сторону. Ремонтировать его было бессмысленно, поэтому через неделю его отправили на переплавку.

— Значит, сейчас настоящего танка Гончаренко не существует?

— Нет.

— Вы были в Чехословакии после 1968 года. Чувствовалось ли какое-то негативное отношение?

— Видите ли, у молодых сложилось своё мнение, но те, кто воевал вместе с нами, кто встречал нас в мае 1945-го на улицах Праги, принимали нас хорошо. Ничего такого не чувствовалось. Мы же вместе всё это видели и всё пережили. Нам очень дорого, что мир существует, потому что мы знаем цену этого мира. Ведь 29 миллионов советских людей погибли, а Чехословакия потеряла 364 тысячи человек.

Так что кланяйтесь от меня пражанам. Особенно старшему поколению, которое помнит нас. Пусть они расскажут молодым, что мы никогда не были оккупантами, и в мыслях этого не было. Мы хотели, чтобы на чешской земле всегда был мир. Мы желали и желаем всем пражанам, всем чехам мирного неба над головой и чтобы их дети никогда не знали, что такое война.

Беседовал Николай Пепеляев, 2002 год