Театр.doc рассказал о причинах не защищать родину
Театра.doc был как всегда лаконичен в декорациях и щедр на эмоции. Фото: Антон Литвин
В Праге, в рамках фестиваля Kulturus, состоялась давно обещанная премьера театра документальной пьесы — Театра.doc — под интригующим названием «150 причин не защищать родину, и ещё 7». Пражане увидели пьесу самыми первыми, официальная премьера в Москве состоится в конце октября.
Театр.doc остался верен своей традиции: полуподвальное помещение пражского Divadlo Komedie, из декораций — гипсовые древнегреческие бюсты, из костюмов — цветные балахоны, вместо музыки — фасоль, бусинки, пластмассовые крышечки, треугольник, который артисты поглаживают вместо того, чтобы производить тремоло — в общем, ничего из того, что создаёт театральную иллюзию. Жанр — читка, минималистский спектакль.
Участие спектакля в фестивале Kulturus, который, по сути, демонстрирует художественное сопротивление неравнодушных к путинской России людей, обещало, что покажут, почему не надо защищать Россию. Но речь пошла, как это и принято у людей творческих — скоком, обиняком, экивоком. Да ещё каким!
Нам рассказали историю о том, как Константинополь стал Стамбулом, и, судя по словам режиссёра Елены Греминой, этот спектакль — своеобразный ответ на показанный по центральным российским каналам документальный фильм «Падение империи. Византийский урок», который Гремина назвала «блевотным».
Все роли — султана Мехмеда, его великого визиря, императора Константина и его советника, и прочие играют женщины.
Елена Гремина — драматург, стоявший у истоков создания театра в 2002 году, впервые выступила в качестве режиссёра: «Для меня это было очень важно. Я представила себе мужчину-актёра, который выходит и говорит: «Я султан Мехмед»... ну это реально вампука!»
Итак, спектакль создан по историческим материалам, использовались документальные тексты 15-го века — «Записки янычара», стихи самого султана Мехмеда и суфия 12-го века, которые Елена Гремина впервые перевела на русский.
— Вы представляете, как в один момент может погибнуть нечто с такой огромной историей! — говорит она. — На вас идёт огромное войско, ресурсов защищать почти нет, но остаются разные пути выбора. И вот семь стратегий поведения в экстремальной ситуации. Меня взволновало всё — и то, как Константин своим героизмом обрёк на смерть множество людей, и история гениального оружейника Урбана, история художника, который идёт туда, где ценят его творчество и платят за него, история янычара, который служит режиму, но при этом держит фигу в кармане. История Натараса (советника Константина), автора изречения «Лучше тюрбан, чем митра». Он на всё пошёл, он начал сотрудничать с султаном, он стал бы губернатором, в то время как большинство его товарищей погибли, но отдать сына на поругание он не смог, и всё равно пошёл на смерть. И, конечно, история этого безбашенного, непонятого юного аутиста султана Мехмеда, необыкновенно талантливого и жестокого. И трагедия нормативности визиря, который не понял, что он имеет дело с гениальным руководителем, и за это поплатился жизнью.
— А какая здесь прямая связь с современной Россией? — Я всё ищу параллели и аналогии, и кроме фразы «Зачем мне защищать этого урода, аномального орла с двумя головами?» прямых указаний не увидела.
— Ну, смотрите, мы все живём в этой распавшейся империи, мифы нашего детства сейчас преданы осмеянию, очень многих достойных людей охватывают фашистские настроения, — продолжает режиссёр. — Константинополь нашего детства тоже стал Стамбулом — капитализм, другие моральные нормы. Параллели можно найти в любом персонаже. К примеру, Джустиниани — доброволец, волонтёр, и за это он получает сполна... Это то, что происходит сейчас с НКО в России... Я просто знаю лично людей, которые ходят в тюрьмы, а потом читают про себя «Эти люди сидят на игле западных денег»... И все эти истории о том, как его ранили в задницу, и он бежал, и с позором скончался, знаете, так напоминают... Ранили его в грудь, он сразу умер.
И продолжает: «Джустиниани, Натарас и Франтис — все они друг друга ненавидели, делили любовь императора, всё, как обычно происходит у людей, которые не могут выставить объединённого кандидата от оппозиции. Мы — бывшая империя, с имперскими ценностями, которые в нас живы. Даже у тех, кто их отрицает. И мы всё время спрашиваем себя, что мы можем защищать и за что мы готовы умереть. Где конец нашего компромисса? — вот вопрос, который хочется, чтобы зрители себе задали».
В разговор вступает актриса, играющая визиря, Варвара Фаэр: «Мой персонаж — типичный чиновник российской Госдумы — олицетворение косности, шаг вправо, шаг влево, у него есть представление о том, как надо и как должно соответствовать... Такой Грызлов... Знаете, они сейчас в России не только против гомосексуализма. Они против вообще любого секса, который отличается от позы «бутерброд», у нас в Думе таких персонажей полно...».
Я вздохнула спокойно. Значит, если антигейский закон можно привязать к визирю 15-го века (косность которого не была очевидна в спектакле), значит, можно и генуэзского кондотьера, защищавшего столицу по идейным соображениям, приравнять к деятелям портала некоммерческих организаций. Переговоры союзников Нового Рима, вовремя не выставивших сто галер в Золотой Рог и тем самым сделавших невозможным спасение византийской империи от турок — это же то, что происходит в современной России! И в любой другой стране, думе, оппозиции и семье, которая поставлена перед необходимостью сделать выбор.
Горожане, которые нашли 150 причин не защищать родину, всё равно погибли при штурме города. Так что, по большому счёту, это дилемма совести — выйдешь ты на площадь или отсидишься.
Правы были римляне, когда говорили: Ducunt volentem fata, nolentem trahunt — «Желающего судьба ведёт, нежелающего — трахунт (тащит)».
Катерина Прокофьева
