Правозащитник Дододжон Атовуллоев дал нашему корреспонденту в Праге эксклюзивное интервью. Фото: Константин Гербеев

15 июля в Москве, в аэропорту Шереметьево, по прилёту из Праги во время паспортного контроля был задержан известный таджикский оппозиционер, лидер общественно-политического движения «ВАТАНДОР» («Любящие Родину») — Дододжон Атовуллоев. Журналист и правозащитник Атовуллоев считается одним из наиболее непримиримых противников действующего президента Таджикистана Эмомали Рахмонова. В СМИ появилась информация, что задержание журналиста было осуществлено по запросу из Душанбе. Для того, чтобы выяснить подробности дела, мы встретились с Дододжоном Атовуллоевым в Праге, куда он был вынужден вернуться якобы из-за проблем с документами.

Схваченный бизнес

— Расскажите, что произошло в Москве? Почему Вас там задержали и вернули в Прагу?

— Я прилетел в Прагу из Лондона, провёл здесь три встречи и отправился в Москву, где провожу большую часть времени. Накануне меня предупреждали, что в Россию лететь небезопасно, что после того, как на телеканале К+ вышло несколько моих передач об ужасах, которые происходят в Таджикистане, президент Эмомали Рахмонов дал приказ со мною разобраться. Но у меня в Москве были важные встречи, и сам по себе я человек рискованный, и за эти 20 лет, как я покинул родину, чувства страха и беспокойства стали привычными. Любой человек, который идёт против Рахмонова, должен знать, что с ним могут случиться три вещи: либо его посадят в тюрьму, либо его убьют, либо заставят покинуть страну и держать рот на замке. Я, слава богу, 20 лет живу и работаю. Благодаря Всевышнему. В принципе, всё это время на меня велась охота. В этот раз их очень сильно задело, что впервые в этом году нам с соратниками удалось с помощью телеканала К+ организовать серию передач на таджикском языке. Если честно, я и сам не ожидал, но они произвели эффект бомбы. Люди впервые у себя дома на экране увидели лицо и преступления этого режима. Словно пелена спала, и народ увидел, что король — голый. Настолько этот канал стал популярным, что его смотрит каждая четвёртая семья в Таджикистане. Люди специально пошли спутниковые антенны покупать. Чтоб его смотреть. Его несколько раз закрывали, открывали, позавчера опять закрыли, потому что несколько дней назад на нём прошла моя передача в жанре расследования о событиях на Памире. Год назад около 4 тыс. солдат, военная техника, авиация были переброшены в Хорог под видом борьбы с какими-то неизвестными бандитами. Фактически это была попытка Рахмонова покорить Памир — единственный островок свободы в Таджикистане. Они хотели поставить памирцев на колени. Но у них не вышло. Люди вышли защищать свои дома голыми руками, женщины, дети, есть кадры, где ребёнок берёт у солдата автомат. Конечно, европейский человек спросит, как же так? 4 тыс. солдат не могут справиться с гражданскими? Всё потому, что в Таджикистане нет нормальной армии. В армию забирают детей из бедных семей, прямо на улице, в чайхане, в мечети...

— Так что же именно случилось в московском аэропорту?

— Готовилось моё похищение. Я уверен, что та провокация, которая случилась в аэропорту, — это не решение высшего руководства России, а дело рук каких-то высокопоставленных чиновников, которые за большие деньги хотели меня выдать Рахмонову. Никаких проблем с паспортом, как об этом было заявлено СМИ, у меня не было. Это было всего лишь информационным прикрытием всей этой грязной и гнусной провокации. Когда я уже вернулся в Прагу, я связался со своими друзьями в России, они помогли выяснить, что человек, который всё это организовал, спланировал так, что я не прохожу паспортный контроль, потом приходят люди в форме, ведут меня на допрос — и всё, я исчезаю и оказываюсь в Душанбе. Кстати, в Москве есть большая группа, которая занимается похищением и продажей людей Таджикистану. Я приведу вам пример. У меня был один из лучших друзей, председатель Демократической партии Таджикистана Мухамадрузи Искандаров. Он жил в Москве, его арестовали, было мощное возмущение, и по постановлению Европейского суда по правам человека его освободили. Я должен был с ним встретиться, но через день он пропал, а через 10 дней таджики объявляют, что он добровольно приехал в Душанбе и сдался властям. Ему дали 23 года, он сидит в тюрьме. Ему хватило мужества рассказать, как его похитили. Нашли, где он живёт, на голову надели мешок, на руки — наручники, привезли в Чкаловский аэропорт — это специальный такой есть в России, и спецрейсом доставили в Душанбе.

— Получается, сотрудники аэропорта были в курсе?

— Конечно! Это у них такой схваченный бизнес. Допустим, могу с уверенностью сказать, что похищение Искандарова стоило не меньше 5 млн долларов. Откуда у такой нищей страны такие деньги? Да, народ в Таджикистане — нищий, но верхушка — очень богатая. Они не только всех доят, их главный источник дохода — наркотики. Главный наркобарон Таджикистана — президент Эмомали Рахмонов. Таджикистан занимается транзитом. Когда там стояли российские пограничники, они тоже этим занимались, но тогда была хоть какая-то конкуренция. Эти боялись тех и так далее. А сейчас никто ничего не боится. Самолётами доставляют наркотики в Россию и Украину, откуда они потом расходятся по Европе. Таджикистан — это не страна, это не государство — это ООПГ, особо опасная преступная группировка. Они только и занимаются бандитизмом и терроризмом. А главного террориста зовут — Эмомали Рахмонов. Он никогда не был бы президентом. В своё время он был председателем колхоза в тряпочных сапогах. Ташкент и Москва привели его и посадили. Думали, что с куклой можно играть, ею можно управлять. Но они не поняли, что с куклой можно играть, но с ней невозможно жить. В ноябре в Таджикистане должны пройти новые президентские выборы. За годы, что он находится у власти, Рахмонов научился играть в демократию. Беда в том, что ООН, ОБСЕ, Международный валютный фонд, западная демократия — они все уже привыкли, стали дружить с такими диктаторами, как Рахмонов. Для них такие понятия, как «свобода слова», «права человека», не имеют никакого смысла. Они оправдывают своё бездействие и равнодушие ужасным термином Realpolitik. Я считаю, что большинство из них — соучастники преступлений этих жестоких диктаторов 21-го века, которые чувствуют свою безнаказанность.

С молчаливого согласия

— То есть их устраивает Таджикистан таким, какой он есть?

— В Таджикистане после горбачёвской перестройки уровень свободы был на уровне Прибалтики. Самые первые демократические выборы, 13 человек боролись за президентское кресло. Когда говорят, что наш народ не готов к демократии — это оскорбление. Это были самые честные выборы. Это было свободное время. Свободные партии, свободная пресса. Я был издателем и редактором первой частной газеты в Таджикистане. Мы называли это время «короткой весной свободы». Люди хотели перемен, люди хотели что-то делать. И это, конечно, не нравилось ни Москве, ни Ташкенту. И вот Рахмонов… Понимаете, нужно быть таким бесстыжим человеком, чтобы называться учителем учителей, пророком…

— Похожая ситуация и в Туркменистане…

— В Таджикистане — хуже. В Туркменистане нет той жестокости, какая есть в Таджикистане. Только убитых журналистов — 68 человек. Беда в чём? В Туркмении есть нефть и газ. Об этой стране говорят, туда приезжают люди. А в Таджикистане нет нефти и газа, поэтому таджикская трагедия, таджикская боль, таджикская война — до сих пор неизвестны. Там редко бывают журналисты, туда трудно попасть. И всё это работает на руку Рахмонову. То, что сейчас он борется против меня, как против самого страшного врага, — это страх, что я распространяю информацию, говорю о преступлениях. Я пишу, встречаюсь с журналистами и политиками, участвую в конференциях, езжу на международные симпозиумы и конференции — это его задевает.

Небезопасная Европа

— Почему Вы находитесь в Праге?

— Я не живу здесь. Просто у меня было здесь несколько встреч. Вообще у меня немецкий паспорт, но друзья предупредили, что сейчас в Берлин мне возвращаться опасно. Там есть несколько людей, которые меня ищут. Поэтому я ещё день-два здесь побуду, а потом уеду в другую страну. Теперь даже в Европе стало опасно находиться.

— Но из Берлина, наверное, похитить нельзя…

— Да, там можно только убить.

— На Вас уже было покушение…

— Да. И не раз. До этого со мной были переговоры. С самим президентом. Ещё с посланцами: председателем КГБ Таджикистана, потом, у нас есть такой, правая рука Рахмонова, брат его жены Хасан Садуллоев — самый богатый олигарх Таджикистана, с его людьми. Они предлагали мне должности, деньги и так далее, и когда поняли, что со мной нельзя договориться, они пошли на этот шаг. Но мне повезло. Была зима, на мне было много одежды. Я выходил из подъезда, а там было два выхода. У меня было предчувствие и была информация о том, что меня хотят убрать. Из подъезда можно было идти двумя путями: направо или налево. Справа был пустырь. Потом я узнал, что там меня ждали двое с пистолетом. А слева — такая маленькая арка и сразу за ней — ресторан. Я пошёл в сторону арки. Было около 9 вечера. Смотрю, стоит таджик. Думал, может какой-то знакомый, поздороваюсь… Было хорошо видно. Свет из ресторана, поэтому люди видели, когда я упал, и сразу вызвали скорую. Он был уверен, что я умер. Он ударил меня в грудь каким-то предметом, даже не ножом, потому что следователь сказал, что удар был какой-то крученый. Я попал в реанимацию, в себя пришёл только через пять дней.

Ненормальные люди

— Отчего-то после общения с оппозиционерами у меня сложилось впечатление безнадёжности борьбы со всеми этими режимами. Почему Вы боретесь? Плюнули бы на всё и вернулись.

— Знаете, вернуться я бы, конечно, очень хотел, но это невозможно. Я знаю, что на меня заведено уголовное дело, которое состоит из 84-х томов. Это раз. И потом, я верю, что у каждого человека есть миссия. Для многих я — последняя надежда. Во многих домах в Таджикистане люди молятся, чтобы что-то изменилось. Они живут надеждой. А моя миссия — сохранить этот свет надежды, пусть в самом конце очень тёмного туннеля. Это не высокие слова. Я понимаю, что я много потерял в жизни. Я потерял родину. Я не мог участвовать в похоронах многих близких людей, я не мог участвовать в свадьбах, я не знаю имена и лица своих племянников, своих родных. Это очень тяжело, но я думаю, что бог каждому предлагает свой путь, свою дорогу, и я на самом деле не жалею. В течение 20-ти лет это — чужой хлеб, чужой язык, чужие дома, аэропорты, вокзалы… Но я верю, что всё это не напрасно. Некоторые смеются: вот эти ненормальные. Вот эти сумасшедшие, эти оппозиционеры, чего они вообще хотят и так далее. Но поверьте, именно такие люди, как тот же Вацлав Гавел, Махатма Ганди, Че Гевара, меняли мир. Я вообще считаю, что ненормальные люди сделали жизнь нормальной. В каком смысле? Они не шли той дорогой, которой идут все, они хотели строить другие дома, хотели открывать другие планеты. Это они изменили мир, а не те, кто хотели жить в комфорте. Если бы все люди думали только о себе, мы бы до сих пор жили в пещерах.

Подготовка почвы

— Вы принесли с собой две газеты. Это таджикские?

— Да, мне их недавно привезли из Москвы. Одна за июнь, другая — за май 2013 года. Тут всё обо мне. Вся «правда». Вот, на первой полосе: «Предатель родины». Если бы я там был никто, они бы так не говорили и не писали. Дальше — от имени трудящихся Кулябского региона: «Мы не верим твоим провокациям», от имени домработницы: «Вы втягиваете нас в войну», дальше: «Предатель Додо, ты не один, с тобой все черти мира!» Вот даже с эпиграфом из Сенеки: «Человек, который сам не исправился, не может исправить других». Председатель карманной демпартии пишет обращение к народу: «Не верьте этому врагу народа!» Вот, видите: послание Дододжону от имени какого-то учителя, вот ещё, десять вопросов мне от какого-то жителя Душанбе, все анонимные. «Тот, кто не живёт на родине, не может считаться патриотом». Вот ещё целая полоса о том, что я — немецкий шпион, я — Геббельс Кремля, я — исламский фундаменталист, я — агент Узбекистана, я — агент мирового сионизма. Они даже не могут понять, как может человек быть одновременно агентом сионизма и при этом исламским фундаменталистом? Фантазия у них ограниченная.

— То есть так они готовили почву накануне Вашего покаянного «возвращения» в Таджикистан, правильно я понимаю?

— Да, да, совершенно верно. Кроме того, по телевидению почти каждый день, по четырём каналам. По радио. Более того придумали такой вид пропаганды, как песня. Какой-то иранец поёт песню про меня: «Эй, Додо, ты не видишь, как наша страна развивается…» Пошли сотни видеообращений от имени женщин, от имени учителей, которые едва могут без ошибки прочитать мою фамилию, но ругают меня, говорят, что я такой и сякой. КГБ Таджикистана ходит по домам, какие-то профессора пишут огромную статью о том, что они изучали мои выступления и по совокупности признаков пришли к выводу, что я — сумасшедший. Вот я держу руку так, хожу в рваных джинсах... От имени моей 83-летней матери открыли страничку в Фейсбуке, и она каждый день там пишет: «Сын, ты не прав, мне за тебя стыдно...». А сегодня ночью вообще я не мог спать. Они пришли в дом к моей матери, записали с ней видео и наложили на него текст, который прочла какая-то актриса. Они просили мою маму выступить, попросить, чтоб я вернулся. Но моя мама, которой я очень горжусь, отказалась. Наоборот, ещё проклинала Рахмонова. В целой двухчасовой записи не нашли ни одного предложения, сказанного ею, чтобы можно было его использовать. Но они очень профессионально сделали, смонтировали голос актрисы и кадры с матерью. «Ты не видишь, как страна развивается, вернись, кто тебя похоронит, немцы, что ли? Посмотри, все здесь имеют свои дома, посмотри, какие президент построил города, а ты всего этого не видишь...» Там, самое главное, я же говорю, что они тупые, мама в начале «говорит», «мой сын, дорогой», а в конце — «будь ты проклят!». Мне было вчера очень больно, оттого что они использовали мою маму.

— А в Праге безопасно?

— Если честно, я здесь никуда не хожу. Сначала жил в гостинице, потом мои друзья нашли мне квартиру, сейчас я сижу в квартире. В Европе сейчас не совсем безопасно. Когда выяснилось, что меня в Москве нет, по всем европейским странам была дана команда найти людей, заплатить и решить вопрос. У бандитского режима и методы бандитские. И многие из них имеют дипломатические паспорта и иммунитет. Работают в посольствах.

Принцесса Свобода

— А как же Вам удалось в Москве от них ускользнуть?

— Мне просто повезло. Я сразу позвонил одному своему очень хорошему знакомому, который работает в администрации Путина. Если бы не этот звонок, не знаю, где я сейчас бы был. Знаете, я в Россию ехал не от хорошей жизни. Там 2 млн таджиков. Мы с ними ведём работу. Меня все обвиняют в том, что я всегда говорю о революции. Потому что я не верю в выборы. Ни один диктаторский режим не пал в результате выборов. Но когда я говорю о революции, я не боевик, у меня нет автомата, я не могу стрелять. Я имею в виду революцию мозгов. Использовать демократические методы, хотя бы митинги, чтобы люди вышли на улицы, не боялись говорить правду. Свобода — это такая прекрасная принцесса, которой достоин самый мужественный и отважный.

— Да кому она нужна?

— Мы, когда только покинули страну, были романтиками, верили в демократическое братство. Такие термины, как политкорректность и Realpolitik, были нам чужды, нам было важно быть человеком, остаться человеком, умереть человеком. Но сейчас я понимаю, что есть геополитические интересы, мир стал настолько жестоким, граница интересов человека — это холодильник у него дома. Это граница боли, граница чести и граница страдания. Но я уверен, что грядущие президентские выборы в Таджикистане будут для нашего народа часом икс, за которым начнётся настоящая борьба за то, чтобы у нас были нормальные школы, нормальные больницы и нормальная власть. Ведь в Таджикистане у большинства нет даже жизненно необходимого минимума. Из 8 миллионов населения — 2 миллиона гастарбайтеров, как рабы работают в России. В Таджикистане нет школ, выросло поколение, которое не умеет ни читать, ни писать. Кем они будут работать? Только лопатой махать. Рахмонов знает, что у него крест страшный. Потому что столько людей его ненавидят, столько людей хотят его наказать. Он, может, и рад был бы уйти, но он не может. У него один выбор: жизнь или смерть.

Беседовал Константин Гербеев