Андрей Константинов в 1995 году, живя в США, подыскивал себе и своей семье новую страну для проживания. Съездили в Испанию, Германию – всё не то. На Новый год приехали в Прагу. И именно этот город показался родным, или потенциально близким к родному. Открыл фирму по онлайн-бронированию небольших отелей и пансионов. Развил и удачно продал. В 2000 году открыл новую фирму по продаже билетов на культурные и спортивные мероприятия – Ticketstream. Через несколько лет компания Ticketstream уже составила серьёзную конкуренцию подобной местной компании Ticketpro. В 2002 году компания Андрея Константинова выработала концепцию развития продаж билетов на ближайшие 10 лет. Многого удалось добиться. Главное – стать первыми, кто предложил клиентам приобретать билеты, не вставая из-за стола или посредством мобильного телефона. Кроме того, компания разрослась и стала международной. В 2006 году Ticketstream продавала билеты на Евровидение в Греции, в 2012-м – на мероприятия в Чешском доме во время летней Олимпиады в Лондоне. Сейчас у неё эксклюзивное право на продажу билетов на большое чешское турне Карела Готта. В клиентской базе компании 300 тысяч зарегистрированных клиентов. Каждый день эта цифра увеличивается на 100 – 200 человек. В офисе Ticketstream о компании и о себе Андрей Константинов рассказал Ирине Шульц.

Продажа билетов и отрицание сущности билета

– На каком этапе развития находится компания?

– На сегодняшний день можно сказать, что мы состоялись. У нас есть около 500 точек продаж по всей стране, включая даже какие-то настолько маленькие города, которые вообще никто не знает, но и там можно купить билет от нас. За год мы продаём около 1 млн билетов. Мы себя зарекомендовали как технологический лидер, который пришёл сюда с новшествами. Во время основания нашей компании здесь работала только компания Ticketpro, работала по старинке. Мы их по-своему напугали. В 2002 году мы продали первый e-ticket. Тогда это было совершенным новшеством. E-ticket никто не знал. Все его боялись. Люди платили реальные деньги, а им выдавали какие-то распечатанные на обычном принтере странички. Ещё боялись промоутеры, потому что им как-то надо было брать эти электронные билеты, а у них на входе ещё стояли билетёры-пенсионеры, отрывающие часть билета. И меня начали пугать: люди будут фальсифицировать эти билеты… Что, в принципе, реально. Но ничего подобного на самом деле не произошло. У нас на билете написано, чтобы относились к нему, как к наличности. Если ты дал кому-то его скопировать, твои проблемы. Он займёт твоё место. Соответственно, мы должны были создать технологическую линейку для поддержки всего этого – дешёвую, удобную. Тогда Интернета было мало, и он был дорогим. Мы продавали в основном какие-то летние фестивали. Сейчас мы даже уходим от формата B2B, когда «Чедок» или «Кальценберг» продаёт наши билеты. Мы приходим к форме, когда мы продаём билет без выдачи билета.

– По типу авиабилета?

– Авиация в этом смысле помогла, да. Но мы двинулись даже дальше. После электронного билета, который хорошо себя зарекомендовал, мы начали продавать билеты через платёжные терминалы – при оплате клиент получает небольшой чек со штрих-кодом, это и есть его билет. Но и это ещё не всё. Мы заключили договоры с торговой сетью Billa и с Чешскими железными дорогами и продаём билеты по их картам. То есть клиент регистрируется у нас как владелец карты Billa или карты Чешских железных дорог In-karta, оплачивает билет посредством электронного платежа или наличностью и идёт на концерт только с этой картой. Там информация о билете считывается с его карты. Это новый продукт – Ticketcard. Мы его сейчас активно внедряем. Есть небольшие карты – это карты какого-то фестиваля, футбольные карты, а есть большие – это те, о которых я уже говорил, которые по сути являются общенациональными. По сути мы работаем как Visa, которая придаёт глобальность локальным банковским картам. У нас сейчас два крупных партнёра, скоро будет и третий. А это – 2-3 млн клиентов, которые потенциально имеют в кармане наш билет. Сейчас всё больше людей пользуются мобильными аппликациями и им неудобно распечатывать билет. Для этого у нас тоже есть решение – vstupenka.mobi.

Что касается Ticketcard, то при видимой простоте это довольно сложный продукт, который начал завоёвывать рынок. Переход от электронного билета к такой форме – тоже непростой процесс. Но 10 лет назад мы ввели e-ticket и он сработал. Сейчас время для новых решений.

«Я до сих пор не понимаю, как работает телефон»

– Расскажите тогда о «старых» решениях, но уже личного плана. Как Вы оказались за границей?

– Дело в том, что был у меня друг в Калифорнии – Джоэл Шац, и он приехал в Москву с мыслью, что, когда рушится большая империя, что-то с этого может быть. Его интересовало установление общения прямого – не через посредников – между американцами и русскими. И мне эта идея тоже нравилась. Хотя тогда это было небезопасно, нас же всегда воспитывали, что американцы – это враги. И мы соединяли при помощи так называемого Фотофона – тогдашней разновидности Skypе – разные группы людей – учёных, артистов, художников, модельеров одежды. Однажды устроили общение двух академий наук – американской и нашей. Тогда академик Велихов, наш большой друг, сказал: «Зря вы это делаете, а то они ещё вместе одну бомбу придумают, посильнее той, которая была...»

А я занимался телекоммуникациями. Мы с Джоэлом тогда создали первую имейловскую компанию, которая по тем временам не была успешной, потому что была преждевременной. У людей не было компьютеров, каналов и – главное – не было с кем общаться. Когда мы приходили и предлагали сделать имейл, нам говорили: «О, это хорошо, а факс можете?».

Первый миллион долларов мы получили от Джорджа Сороса. Без всякого бизнес-плана. Он посчитал, что мы делаем что-то интересное, и дал. Далее компания развивалась и расширялась. Концепция создания цифровых телекоммуникационных компаний на постсоветском пространстве была правильной и хорошей. И на это был спрос. А реализовывалось всё стандартными технологиями, которые уже были на Западе. Банки начали пользоваться нашими услугами. Покупали тарелочку, ставили себе на крышу и уже могли делать трансферы через спутник, чего раньше не было.

Однажды нас познакомили с Минтимером Шаймиевым, президентом Татарстана, который приехал в Москву на заседание Верховного Совета. И мы сидели и обсуждали, что может сделать руководитель страны за несколько лет. И поняли, что за четыре года – ничего. И обещания Горбачёва о том, что каждой семье по квартире к 2000 году – нереальны. Просто потому, что это очень большие программы. И руководитель республики ничего не может – ни в сельском хозяйстве, нигде. Кроме телефонии, где можно сделать многое реально быстро. В Казани был построен большой район – Азино. Там проживало 200 тыс. человек и ни у кого не было телефона, люди ни в милицию, ни в больницу позвонить не могли. И перед нами встала социальная задача, как их связью обеспечить. Мы придумали недорогой телефон, он назывался MSU. Технологию разрабатывала компания в Вашингтоне, которая занималась спутниками, но идея была наша. Нам нужен был телефон без батареи и антенны (самые дорогие части). Создали телефон, в котором были номеронабиратель и соединение с проводом в стене. Затем мы проложили кабели от квартир к «большому радио», которое стояло наверху дома. Дом на 96 квартир. Телефон включался в розетку. Мы добились того, что телефон с установкой стоил копейки, скажем 100 долларов. Часть дотировал Татарстан, часть, скажем 30-50 долларов, люди оплачивали сами. Были неудобства у этого типа связи, но качество связи было хорошее, это был народный телефон.

Однажды мы столкнулись с ситуацией, когда мы создавали некую альтернативную телефонную сеть, но она должна была соединяться с существующей. А соединиться невозможно. Когда мы привели немецких инженеров на казанскую междугородку, они посмотрели и сказали, что не понимают, как это работает – такого в природе не существует. Шла речь о соединении чего-то нового, цифрового, с телефонной станцией польского производства образца 1950-х годов, которая ещё и квакала. Сидим у премьер-министра, он поднимает трубку, а оттуда минуты две – «ква-ква-ква»… В конце концов мы создали там новый продукт. Моя задача заключалась в том, чтобы делать эту «революцию», если угодно. Мне даже пришлось в их парламенте выступать, когда нашлись противники, обвинившие руководство в том, что «отдали деньги американцам».

Компания расширялась, росла, получала дополнительные инвестиции и работала там, где она нужна была: в Центральной и Восточной Европе. И сейчас в Чехии ещё можно видеть осколки той большой компании – это фирма GTS Novera. Признаться, я до сих пор не понимаю, как работает телефон. Я занимался концептуальной работой, отвечал за бизнес-развитие. Потом переехал в Штаты вслед за компанией. Она на тот момент входила в двадцатку крупнейших телекоммуникационных компаний мира. Со временем в компании исчезло моё направление, и я продал акции. Думали, куда поехать. Это был 1995 год.

Чешский новатор

– И вы с семьёй оказались в Чехии?

– В Россию ехать не хотели, потому что там было тогда не очень хорошо. Впрочем, как не очень хорошо и сейчас. И Москву я знаю другую, не такую, как сейчас. Сегодняшняя она мне не нравится. Раньше Москва была элитным городом, где всё было самое лучшее – литература, искусство. А сейчас? Послушаю разговоры в телевизоре – русского языка не знают.

Так вот, в Америке не хотела оставаться моя жена. Ей не нравилось, что это далеко от России, а там мама. И решили, что лучше жить в Европе. А где? Испания? Нет, чужая страна, климат, менталитет. Не понятно было, как мы там интегрируемся. Посмотрели в сторону Германии. Не то. Проблем в оформлении тогда не стояло, у меня были деньги, и всё решалось через юристов. И мы как-то приехали на Новый год в Чехию. Она показалась мне близкой. И хоть чехи и отрицают наше славянское братство, но оно всё же существует. И культурно, и по языку, да и по остальным параметрам они такие же, как и мы.

Приехали, купили жильё. Дочка училась в Америке, но и её я потом перевёз вместе с американским мужем. Ну и... возник вечный эмигрантский вопрос: что делать? А у меня осталась какая-то любовь к тому, чем я занимался. Мы основали компанию по резервированию гостиниц и получили инвестиции от Citi banka на проект. Построили большую компанию. Наш рынок был рынком No name и маленьких цепочек гостиниц в разных странах. Построили и потом продали скандинавам. И снова вопрос: что делать? Тогда здесь на продажах билетов работала только Ticketpro. Было это как-то невнятно, стояли какие-то ящики, на которых распечатывались билеты. Надо было создавать что-то новое и современное. Первые год-полтора было очень трудно. Нас никто не знал. Промоутеры не хотят нам ничего давать, потому что нас не знают, а покупателям поэтому и покупать нечего. Это был такой самолёт, ползущий брюхом по земле вместо полёта. А потом нашлись промоутеры, которые заинтересовались новыми формами продажи, нашлись и первые продавцы. Например Вацлав Фишер, у него было крупное турагентство. И он стал нашим первым продавцом. Потом он обанкротился и деньги зависли, а нам надо рассчитываться с промоутерами, так что пришлось несладко. Поэтому мы и развиваем собственные продажи, а не полагаемся на агентов. Сейчас на рынке три компании: мы, Тicketpro и Ticketportal. У каждого есть своя аудитория. Они многое у нас скопировали. Но они в этом плане и заняли нишу копировщиков. Пока они копируют, мы придумаем что-то новое.

– Коснулся ли вас кризис?

– Вы знаете, нет. На хлеб и зрелища люди будут тратиться всегда.

– Чем в настоящее время живёт Ticketstream?

– Вот видите, вернее, не видите в офисе людей. Почему? Объясню. Мы сейчас эксклюзивно продаём тур Карела Готта. Мне, конечно, это приятно. Смысл в том, что с промоутером у нас договорённость, что мы продаём и мы же будем контролировать эти билеты. А это большая работа. По идее, наши люди должны проверить только штрих-код, но люди же с разными вопросами обращаются, и мои сотрудники оказываются ещё и в роли проводников по залу. Приходится много работать, а работа окупается благодарностью и доверием.

Ирина Шульц