В Федерации еврейских общин Чехии прошёл диспут «Между водкой и пивом: русские евреи в Праге»
Дискуссия, инициированная чешской еврейской общиной, была посвящена житию-бытию русских евреев на родине Кафки. Непонятно, почему русских евреев попытались втиснуть между водкой и пивом. Может быть, организаторам такое название показалось поэтичным, но, по большому счёту, многих оно могло и покоробить. Тем более что публика на мероприятие собралась почтенная. Из молодёжи – единицы. В президиуме сидели три главных гостя: актриса Лилиан Малкина, известная широким массам как Колина бабушка, скрипач-виртуоз Александр Шонерт и молодой предприниматель Владислав Сигалевич.
Вначале была национальность
Определяющими вопросами, которые, не будучи заданными, так или иначе висели в воздухе, были всё те же: «Кто мы? Откуда? Куда идём?»
Сначала гости рассказали, почему, собственно, они переехали в Чехию. Однажды стало ясно, что пора уезжать. А куда? Америка – далеко. В Израиле – жарко. Выбор ясен – Чехия. У кого-то здесь училась тётя и всё детство было освещено её рассказами о чудесной стране с прекрасной архитектурой. Кто-то жил в Таллине, а потом ему сказали, что Прага очень похожа на Таллин. У кого как.
В Советском Союзе было плохо. Антисемитизм. Пятая графа в паспорте. Там еврея могли избить просто за то, что он еврей. Там жгли синагоги. Евреям ставили препоны и рогатки практически всюду. В театральный вуз их брали всего 1 % от общего числа абитуриентов. Всячески тормозили их карьерный рост. Лилиан Соломоновне пришлось стать Лилей Семёновной, чтобы иметь возможность заниматься своей профессией.
Единственным, кто не жаловался на своё советское прошлое, был Владислав Сигалевич. Наверное, потому, что его детство и юность прошли в Израиле. И больше всего вопросов он имел к нему. Почему всех выходцев из бывшего Союза там считают русскими, прибавляя, что все русские – «змеи ползучие»?
Но в Чехии антисемитизма почти нет. Учитывая порождённую 1968 годом русофобию, здесь гораздо выгоднее быть евреем, чем русским. Много интересного о русофобских настроениях коренных жителей поведала госпожа Малкина:
– Как вам лучше проиллюстрировать, что я думаю по поводу русофобии? Что я могу думать, если мои чешские коллеги, представляя меня кому-то, говорят: вот познакомьтесь, эстонская актриса... Что тут ещё добавить?
Александр Шонерт, успешный музыкант, представляющий чешское искусство на мировых сценах, тоже имел что сказать. Однажды он, наряду с известными чешскими артистами, участвовал в записи рождественского концерта для телевидения, и его номер был единственным, который вырезали. «Мы не хотим в рождественский вечер видеть никакого русского», – таковы, как ему стало известно, были слова руководства канала.
Если б молодость знала...
Зато господин Сигалевич ни о каких случаях русофобии поведать не мог. Наоборот, говорил он, среди его знакомых много таких чехов, которые работают в русских фирмах, проявляют интерес к русской культуре. Он рассказал, как однажды его знакомая ехала в трамвае и вела весёлый разговор с подругой по телефону, а многие чехи, понимая юмор, смеялись вместе с ней.
– Каким трамваем она ехала? – не сдержалась Лилиан Соломоновна.
– Девятым, – сказал Сигалевич.
– Ну а я езжу двадцатым! – сказала она и поведала следующую историю.
Подобную историю, наверное, мог бы рассказать кто угодно. Но это же Малкина! Вышла Лилиан Соломоновна из своего двадцатого трамвая, идёт по улице и разговаривает по-русски по мобильному. Случайный прохожий чех, услышав, что она говорит по-русски, бросает ей: Ruská kurva! Актриса решила, что не оставит это просто так. Подходит к нему и по-чешски просит повторить, что он сказал. Мужик начинает что-то лепетать про 68-й год. Она снова: «Вы как-то назвали меня?» Он не признаётся, а продолжает что-то лепетать. Тогда актриса театра «На Фидловачке», приехавшая в Прагу из Питера в достаточно зрелом возрасте и снискавшая здесь успех, влепила оскорбителю две пощечины. Мужчина убежал.
– Наш театр в день вторжения в знак протеста отказался играть, – сказала Малкина. – Это было единственное, как мы могли выразить своё возмущение. И я никому не позволю попрекать меня 68-м годом!
Диспут без итогов
Зал тоже проявлял активность. Один рассказывал о том, как трудно было, несмотря на весь профессионализм, устроиться на работу в чешской больнице. Другой – о том, что русских, сразу после войны, здесь просто боготворили, а то, что случилось в августе 68-го, породило ненависть.
– Чувствуете ли вы себя хотя бы отчасти чехами? – был вопрос одного из гостей.
– Когда я смотрю выступление российских фигуристов, я болею за Россию, – призналась Малкина. – Если что-то хорошее сделают эстонцы, я рада за Эстонию. Но я еврейка и чувствую себя еврейкой, хотя и очень благодарна чехам за то, что они меня приняли, пригласили работать в театре и даже не требуют, чтобы я выучила чешский язык.
В конце вечера всё опять свелось к русофобии. Страсти стали накаляться. Многие явно пострадали от неадекватного к ним отношения. В России они были нелюбимы, потому что евреи, в Чехии – потому что русские. Стоило одному из собравшихся заявить, что это ведь действительно вина русских, что их ненавидят, что чехи столько от них натерпелись, как на него со всех сторон посыпались упрёки. Пользуясь тем, что время, отведённое на встречу, вышло, ведущая поблагодарила гостей и объявила вечер закрытым.
Никто не занимался подведением итогов диспута. Цель организаторов была очевидной: получить ответ на вопрос, где евреям лучше: в России или в Чехии? Евреям лучше в Чехии, но «русским» евреям – всё равно где. Здесь им «прощают» их еврейство, но не могут простить того, что они – русские. И вывод этот никого бы не порадовал и никого бы не удивил.
Семён Рыбкин
