Продолжаем рассказ о советских детях в Чехословакии
Плакат К. Кольвиц "Помогите голодной России". 1921 год.
В советских редакциях водилась рубрика «Письмо позвало в дорогу», нас же в дорогу позвала картина Альфонса Мухи Russia restituenda (см. № 43 «Пражского экспресса»). Дороги теперь известно какие — прямо до Google, а там — что он подаст. И так от Мухи пришли мы в Советскую Россию, в голодающее Поволжье, а оттуда — эшелоном с 493 полуживыми детьми — обратно в молодую Чехословацкую Республику, протянувшую руку помощи — руку с хлебом. Пишу эту статью и думаю: «Вот ведь как! Молодая Чехословакия помогла не только российским эмигрантам-беженцам, но и советским детям тоже: горемыкам-изгнанникам и горемыкам-победителям — с равной отзывчивостью, по-людски».
В №43 ПЭ мы оставили советских ребятишек в карантинном лагере в Пардубице. Вернёмся к ним. А поможет нам исследование Российского государственного гуманитарного университета. Цитата с его страницы: «Разместили ребят в пяти больших одноэтажных бараках. Вот как описывает эти бараки В. В. Беренштам, посетивший эвакуированных детей 6-7 января 1921 года по поручению Полномочного представителя РСФСР в Чехословакии П. Н. Мостовенко: «Каждый барк состоит из двух просторных зал, отделяемых общей передней. При длине залы (я измерял шагами только одну) 38 аршин, ширина более 10 аршин, а также при 14 окнах — в зале помещается всего 34 кровати, так что воздуха и света для детей много, тем более что зал высокий. Пол каменный — плиты, железные кровати с матрацами, бельём, одеялами и подушками. Каждая зала отапливается целый день двумя печами. Освещение вечером электрическое. Дети в возрасте от 7 до 14 лет (один есть 17 лет), имеют очень жизнерадостный, сытый вид». Кормили в Пардубице четыре раза в день, «вкусно сытно, разнообразно». «Дети сияют от удовольствия, когда говорят об обеде с его ежедневным разнообразием», — писал в своём отчёте В. Беренштам. По словам В. Беренштама, дети были «в восторге», «все и всё» ели «поразительно жадно».
Если с хлебом насущным дело обстояло хорошо, то с пищей духовной — гораздо сложнее. Политика всё-таки влезла в доброе дело. Советские инспекторы жаловались, что детей в пардубицком карантинном лагере взялись идеологически перековывать, что шастают к ним под видом студентов бывшие врангелевские офицеры, учат детей Закону Божьему, а за непослушание бьют. Чехословацкая же сторона критиковала Советы за то ужасное положение, до которого они довели ребятишек. Так хорошее дело зашло в идеологический тупик. Большевики сделали выводы и прекратили эвакуацию голодающих детей Поволжья за границу. Отклонялись даже предложения коммунистических партий.
Тем временем закончился срок карантина, и советских детей распределили в чешских и словацких семьях. Члены командированного Советами Педбюро зорко наблюдали за положением воспитанников, требуя от опекунов ежемесячного отчёта. Вот как Л. Нимен описал жизнь советских детей в чешских семьях в отчёте от 12 августа 1922 года: «...Все в хороших материальных условиях, весьма довольны. Только один мальчик, труд которого, очевидно, эксплуатировался, просил, чтобы его переместили в другую семью, о чём немедленно было сделано распоряжение. [...] Во время объезда приходилось во многих случаях наблюдать большую привязанность детей к семьям, где они живут, что объясняется, с одной стороны, психологией ребёнка вообще, а также хорошими материальными условиями, в которые поставлены дети (у некоторых девочек видел по 12 платьев и по 5 пар ботинок). Отношение к детям всюду хорошее. Дети нигде не жаловались на применение телесных наказаний. Воспитывают детей в мелкобуржуазном духе. Стараются привить им религиозные навыки...». Нимен также отметил, что все дети, за исключением двоих ребят, с первых же месяцев делают большие успехи в учёбе, «учителя школ удивляются их способностям».
И тут на Педбюро посыпались просьбы об усыновлении советских детей, просьбы в такой ситуации вполне ожидаемые. Но советское правительство вопрос ставило ребром: дети отправлены в Чехословакию только на один год и должны вернуться.
Окончание следует.
Наталья Скакун