Прощай, прости нас — обыкновенных и слабых

Наталья Горбаневская во время своего последнего визита в Прагу в октябре 2013 г. Фото: Владимир Поморцев

То, что мне предстоит интервьюировать Наталью Горбаневскую, я знала за несколько месяцев до встречи. Не спеша читала её «Полдень», её стихи, что-то выписывала, что-то даже заучила. В октябре она уже была в Праге. Каждый день в ленте Фейсбука появлялись сообщения от Зденека Окунека — инициатора, организатора приезда Натальи Евгеньевны и искреннего, любящего друга её. Вот она в сенате, вот — на митинге на Староместкой площади, вот принимает медаль из рук ректора Карлова университета. Много-много фотографий. И везде она — самая маленькая и… самая большая, к ней все склоняются с уважением и трепетом. Седая головка, шаль на плечах. И я подумала вдруг: «Надо связать ей носки. К зиме как раз пригодятся». Просто я всем близким-любимым вяжу носки, и для неё мне захотелось связать маленькие, тёплые носочки. Я выбрала тёмно-синий и белый цвета пряжи и принялась вязать. Думала так: успею — вручу на интервью, а не успею — вышлю потом к Рождеству. Не успела к встрече и спокойно отложила. Было же время. Всегда кажется, что время есть.

Когда я её увидела в день интервью (она шла по коридору, едва не шаркая ногами), мне стало стыдно: зачем я пришла мучить словами уставшую, пожилую женщину? Вот бы дать ей этот час на отдых, чтобы просто посидела в тишине, покурила, выпила свой эспрессо (растворимый она не пьёт... не пила, простите). Ляпнула, что вяжу ей носки, она растерянно усмехнулась. Кивнула, что да, устала очень. Но дело надо было делать. И взялись мы, две Натальи, за работу: в который раз спрашивать, в тысячный раз отвечать. Она посетовала горько: «Я уже столько раз рассказывала всё это, и потом, я с каждым разом всё меньше и меньше помню, всё чаще и чаще повторяю готовые формулировки — шаблоны, чего я, как человек пишущий, очень не люблю». Интервью это было опубликовано в «Пражском экспрессе»: запланированные вопросы, полученные на них добросовестные ответы — точно отмеренное редакцией количество знаков. Но две трети разговора, как это всегда бывает, остались за кадром. И не оставь нас Наталья Евгеньевна, не увидели бы её «лишние» слова газетного листа, не встретились бы с вашими глазами, друзья. Только смерть заставляет спохватываться и рыться в мусорной корзине. «Лишнее» вдруг становится важным, более того — наиважнейшим. Только смерть поднимает расценки, когда бесценное — сам Человек — уже безвозвратно утеряно.

Наталья Горбаневская, из «лишнего»:

О том, как становятся писателями:

— Толя Марченко, автор книги «Мои показания», когда сидел в лагере, мучился вопросом, почему никто не напишет о послесталинских лагерях? Он приставал с этим вопросом к интеллигентам, что там сидели вместе с ним. А они ему отвечали: «А мы не писатели». А он переживал: «А я-то тем более!». Но взял и написал. И оказалось, что он писатель. А кто ещё? Мы и писатели, мы и всё.

О «должности»:

— И у начальника тюрьмы должность, и у Брежнева, если подумать, должность была. Но, к счастью, попадаются люди, которые и при «должности», тем не менее, остаются людьми.

О публицистике:

— Я считаю, что говорить должны факты. Оценки пусть даёт читатель. Не люблю вот этого — «припечатать мордой об стол».

О планах:

— Выступаю сейчас, даю интервью, встречаюсь с какими-то людьми (перед отъездом ещё должна встретиться с президентом) и при этом редактирую материалы для «Новой Польши» — всё-всё, и переводы тоже. Одновременно я являюсь председателем жюри конкурса на лучший перевод стихов Тадеуша Ружевича. 15 ноября мы выберем 10 лучших авторов, 6 декабря в Москве будем вручать премии победителям.

О межнациональных отношениях:

— Очень сложные у нас отношения — у русских с украинцами, но этот наш лозунг «За вашу и нашу свободу» помогал и тут. «Я этим москалям многое простил», — сказал ярый украинский оппозиционер, узнав о нашей демонстрации на Красной площади. В нашем диссидентском движении межнациональные отношения были прекрасными.

О перестановке слов:

— Я переставила слова в лозунге польских повстанцев: «за вашу» у меня на первом месте, прежде всего «ваша» свобода, а наша и сама прибавится. За чужую свободу надо прежде всего бороться.

Сожаление:

— Многие люди, которых я с удовольствием читала, перестали писать в «Живой журнал», о чём я, конечно, очень жалею.

О дружбе:

— Я провожу очень чёткую разницу между «френдами» и друзьями. Надо ли говорить, что дружу я с последними.

О корнях:

— У меня нет польских корней, но у меня есть польский паспорт и польский внук. Получается, корни есть (изумлённо)! Это я их туда пустила.

О популярности:

— Знать обо мне — это ведь не только обо мне знать, а и о демонстрации, о «Хронике», о нашем диссидентском движении.

О нелюбимых словах:

— Нет, вот только, пожалуйста, не герои. Я даже слово «борьба» не люблю. То, что я делала, не было борьбой, это было частью моего существования.

О доме:

— В этом доме или в другом, я чувствую себя везде дома. Но дом мой Париж, конечно. Теперь мы переехали в 14-й район, и я надеюсь, что это уже до конца моих дней (так и случилось. — Прим. авт.).

О главном:

— Почему чехи о нас так мало знают? — не хотят знать, не интересно им... Почему мою книгу «Полдень» на чешском не могли издать до 2012 года? Это я задаю вопрос!

Ей на этот вопрос уже никто не ответит. Наталья Горбаневская умерла. Снова в ленте на Фейсбуке её фотографии, ссылки на многочисленные интервью, на воспоминания, много публикаций на чешском — все ещё помнят её недавний визит, всё ещё свежо в памяти, и в сердце ещё горячо. У меня в диктофоне звучит и звучит её голос, часто прерываемый кашлем заядлой курильщицы, эти её фирменные протяжные «да-а-а» и мягкое «понимаете», как вступление к каждой фразе. И режет, и режет ухо конец разговора, это резкое и жёсткое: «Это я задаю вопрос!».

Зденек Окунек, как чувствовал, пригласил, привёз, подарил нам её напоследок (сам, по своей инициативе!), устроил прощание, надеюсь, и прощение. Надеюсь, простила она напоследок и перевод этот запоздалый, и не вручённый чешским правительством орден (как было объяснено в канцелярии президента, «не успевали с формальностями»), и «мало знают» простила. Надеюсь, простила она и России, сползшей позорно обратно в болото несвободы, коей и Болотная не пошла впрок. Прощай, «недрожащий комочек», теперь уже точно комочек — комочек души отлетевшей, прости нас, обыкновенных и слабых.

А я даже носки ей не связала…

Наталья Скакун